Как мы ездили в Австрию и Германию - 9 Августа 2017 - Блог

Новое летнее путешествие Сергея Алексеева с супругой, описанное им собственноручно и весьма подробно. Подобные описания давно уже вошли в традицию. Например, недавно Сережа поделился коротким взглядом на Норвегию и очень коротким — на Швецию.

Как мы ездили в Австрию и Германию

Наша группа — а в ней было три супружеские пары и еще наша подруга из Швеции — решила ехать летом. Конечно, в том был риск.

— Да вы что! Да там толпы! Да там очереди! В рестораны не пробиться! В музеях давка!

Подумав, мы решили все же рискнуть. К тому же летний сезон дал возможность обойтись без шуб и ушанок.

Как всегда, постараюсь упирать на то, что мало упоминается или вовсе опускается в путеводителях

Вена! Ах, Вена!
Мои основные представления и ожидания были большей частью кулинарного свойства. Венский кофе, венские сосиски, венские пирожные и, разумеется, венский шницель. Как всегда: в действительно все оказалось не так, как на самом деле.

Наисильнейшее венское впечатление из первых было не от еды или напитков. Это был мужчина средних лет, бодро кативший на самокате. Транспортное средство выглядело почти в точности таким же, на котором изволили развлекаться мои девчатки в возрасте лет до восьми, только что колесики были чуток побольше. Я даже не успел сделать далеко идущие выводы, когда получил очередной удар. На этот раз на самокате рассекал солидный господин, одетый в деловой костюм (а на улице было под тридцать градусов тепла) и с шикарным кожаным портфелем.

Встреть я его на улицах Вашингтона — принял бы за преуспевающего адвоката. А так как само словосочетание «эксцентричный адвокат» представлялось и представляется мне оксюмороном, пришлось заключить: самокат как транспортное средство широко используется венцами любого возраста и рода занятий. Впрочем, следует заметить, что и велосипед в качестве средства передвижения столь же обыкновенен в Вене, как, скажем, в Копенгагене или Стокгольме.

Мы были намерены получить полное представление об австрийской столице. Наша программа включала в себя опробование съестных продуктов. Из прославленных венских кафе выбирались самые знаменитые, в клиентуру которых входили Гитлер, Ленин, Фрейд и Троцкий.

Про себя я отметил, что означенные граждане почему-то предпочитали заведения кондитерской ориентации. Нигде и никогда — ни в путеводителях, ни от гида — я не читал и не слышал ничего вроде: «Вот этот ресторан славится своими непревзойденными блюдами из дичи». Чаще всего характеристика звучала как: «Вот здесь подают лучшие пирожные в Вене» или «Здешние торты регулярно покупали знатнейшие и богатейшие венцы, даже имярек».

К сожалению, я перестал быть знатоком в части сладких блюд (хотя бы уже по той причине, что никогда таковым не числился), но мои спутники хвалили венскую кондитерскую продукцию примерно в таких выражениях: «Да, очень вкусно, но все же похвалы чуть опережают реальность». Что касается шницелей, то моя жена высказалась о них скорее отрицательно, чем положительно.

Ей не понравились размеры (шницель по площади не уступал тарелке), ей пришлась не по вкусу консистенция («Да мяса тут меньше, чем хлебных крошек!»), Вене поставили в вину, что все ее шницели были совершенно одинаковы в любых ресторанах («Наверняка их печатают на одной фабрике, а потом рассылают») и, наконец, она посчитала, что блюдо это слишком пресное.

Самым вкусным рестораном мы почти единодушно сочли тот, что был при гостинице. Мы там ежедневно завтракали; предлагался шведский стол (стоимость включена). Наибольшее впечатление на мою супругу произвел факт наличия шампанского на завтрак. От потрясения она даже его попробовала. Классическую цитату насчет того, кто пьет шампанское по утрам, я скромно опустил.

Оказалось, что Австрия производит свои собственные вина, даже в самой Вене имеются около восьмисот гектар виноградников. Впрочем, эти вина почти не экспортируются; наш гид объяснил это непомерной жадностью австрийцев, которые выпивают почти все сами.

Разумеется, нельзя было упускать случай. В ресторане мы попробовали заказывать местные вина. Мне подумалось, что немецкие заметно лучше. Одному из нашей группы понравилось настолько, что Австрии он только их и пил. Мне подумалось, что немецкие вина все же лучше.

Гид, отдать справедливость, изо всех сил старался привнести личные соображения в описание этого славного города. Он не преминул заметить, что в Австрии натуральный социализм — а как же, нет богатых, нет и бедных, медицина бесплатная, образование тоже. Правда, под напором слушателей он вынужден был признаться, что высшее образование все же платное: по шестисот евриков в семестр для австрийцев и вдвое больше для прочих. Впрочем, с американскими ценами это сравнивать не стоит.

Со своей стороны, должен похвалить венский общественный транспорт, а особенно метро. Из виденных мной, пожалуй, только копенгагенская подземка может с ним сравниться. Еще удивило отсутствие турникетов и контролеров. Вы покупаете билет, скажем, на десять поездок, ставите на нем печать в автомате, после чего проходите ножками на перрон при совершенном попустительстве власть предержащих. Социализм, однако.

Гид заметил:
— Богатые люди в Вене, разумеется, имеются, но это вам не Америка. Они выпендриваются не автомобилями или домами.

— Чем же тогда?

— Коллекциями. Это национальная страсть. У магазинов и аукционов, продающих старинные предметы, громадный оборот.

Разумеется, об окружающей среде заботятся. Вода очень чистая; рассказывают, что раз в год мэр Вены публично пьет стакан речной воды — и не уходит после этого в отставку по состоянию здоровья. Во всех водоемах есть рыба. Для занятия рыболовством надлежит не просто купить лицензию: любителю ужения предстоит сдать экзамен. Одним из важных умений, требуемых от экзаменуемого, полагается искусство правильно вынимать крючок из рыбы. Чтобы бедняжка не страдала, стал-быть.

К окружающей среде относят Венский лес. С ним нас познакомили.

Я в своей наивности полагал, что это такой глухой парк в Вене, с оленями и зайчиками. Как бы не так! Для начала он вообще находится не в Вене, а прилично далеко от ее границ (даже нынешних). По сути это национальный парк в понимании американцев. В черте его располагаются несколько маленьких городков. Имеется обширная подземная пещера с подземным же озером. Туристов возят по нему на электролодочке.

Перед экскурсией нам поведали душераздирающую историю: группа немецких пенсионеров пустилась в аналогичной лодочке на экскурсию, но дернул лукавый экскурсовода произнести: «Посмотрите направо…» — и все экскурсанты с истинно немецким законопослушанием не только повернулись, но и подались направо. Лодка перевернулась.

Глубина в том месте составляла метр двадцать, и все же двое экскурсантов ухитрились попасть под лодку и захлебнуться. Наши женщины несколько взволновались, но гид успокоил: с тех пор, мол, конструкцию лодки изменили, так что она нынче не может перевернуться, даже если экскурсанты того захотят. Могу засвидетельствовать: при нас лодка так и не перевернулась, но, возможно, причиной тому было примерное поведение пассажиров.

Большей частью Венский лес и вправду лес; в нем даже можно собирать грибы (с лицензией, натурально). На этом деле погорело несколько итальянцев, доказавших тем самым глубокое духовное родство с русскими. На экскурсии они увидели белые грибы — а в Италии их любят не меньше, чем в России — и, натурально, кинулись собирать, не утрудившись купить лицензию.

Хуже того, отважные охотники за лесными дарами не подозревали, что даже при наличии разрешения существует норма сбора в одни руки — не более полутора килограммов. Конечно же, эту норму они превысили. Ясное дело, тут же рядом нарисовались лесничие, егеря, контролеры — короче, Те, Кому Надо. Дальше легенды расходятся: одни уверяют, что нарушители отделались гигантским штрафом и конфискацией добытого, другие клянутся, что этим дело не ограничилось: их выслали из страны; третьи с пеной у рта уверяют, что в дополнение к этому злостных браконьеров расстреляли и влепили им строгий выговор с занесением в паспорта.

Разумеется, трудно было обойти вниманием Венскую оперу. Собственно, она в рекламе не нуждается, но мы ее все же получили из неожиданного источника. Молодая родственница одного из членов нашей группы только что окончила Венскую консерваторию и получила ангажемент в оперу. Правда, мы слушали эту барышню лишь на выпускном экзамене (в опере ей предстоит петь в сентябре), но согласились, что девушка поет отменно.

Зрительный зал нареканий не вызвал и вряд ли мог вызвать. Перед каждым креслом, даже на галерке, был экранчик, на котором можно было прочитать перевод на основные европейские языки — а пели по-итальянски, ибо давали «Любовный напиток» Доницетти.

Но само здание вызвало частично отрицательные чувства — и не только у меня. Когда заказчику (а то был император Франц-Иосиф Первый) предъявили готовую работу, он высказался в следующих словах: «У меня уже есть четыре вокзала. Зачем мне пятый?» От такой высочайшей реакции один архитектор повесился, второй умер от инсульта. Более сложного и запутанного в коридорах, залах и переходах здания я еще не видывал. Минотавра мы, правда, не встретили, но, полагаю, в тот момент он уже кого-то поймал и потому был занят.

Попутно нам объяснили, почему Гитлер пришел к власти. После того, как его провалили (или он сам провалился) на приеме в Венскую Академию художеств, он стал искать работу. Была предложена позиция художника при Венской опере. И что ж? На собеседовании Адольф Алоизович так и не появился: он заблудился в здании и не нашел нужной ему комнаты. Работу, понятно, он не получил. Последствия известны.

Вена — имперский город. Властителей было множество, но лишь двое склоняемы всеми источниками. Это императрица Мария-Терезия и император Франц-Иосиф Первый, он же старик Прогулкин, известный по бессмертному роману Гашека.

Первая правила на восходе и на вершине могущества Австрии. Ей служили великие полководцы и завоевывали для нее земли. Императрица брала все, до чего могла дотянуться. Она получила возможность распоряжаться безмерным богатством. В результате получился конгломерат, в котором по-немецки говорило абсолютное меньшинство населения. Даже среди тех самых полководцев не было ни одного настоящего немца. Мало кто мог предположить, что империя окажется столь неустойчивой. Австрия оказалась еще более хрупкой, чем Германия.

Франц-Иосиф, вопреки мнению иных-разных, был совсем не плохим монархом. Он вставал в четыре утра и до полуночи занимался государственными делами, не оставляя много времени на развлечения. Но беда заключалась не только в том, что время самодержавных монархов прошло: ему фатально не везло с родственниками, особенно потомками.

Любимая им жена, баварская принцесса Елизавета, красавица и умница, не особо удачно вышла замуж: мужа она не любила, со свекровью была в контрах, отличалась большими странностями и в конце концов была убита итальянским анархистом. Ее сын был еще того более странен. Официальная версия гласила, что бедняга убил свою возлюбленную и покончил с собой. Но почему-то с покойницей не разрешили даже попрощаться родственникам (о вскрытии вообще молчу) и похоронили в крайней спешке.

В оправдание им следует заметить, что тогдашняя медицина предписывала лечить многие болезни (насморк, депрессию и им подобные) кокаином и морфием.

Что же до парков и дворцов — да, красивы. Да, стоят внимания. Но не оставляло ощущение вторичности:

— О, смотрите, как в Петродворце!

— Нет, там фонтанов больше.

— Екатерининский дворец, пожалуй, оформлен побогаче.

Были, впрочем, и оригинальные музеи. Я, например, впервые узнал о художнике и архитекторе Гундертвассере. Оказалось, что это наш современник (умер в 2000 году). Он в оригинале был пражским евреем, носил фамилию Стоводице, но его мать крестила сына, опасаясь преследований со стороны нацистов. Прославился он тем, что призывал отказаться в творчестве от прямых линий и симметрии, ибо в природе таковые отсутствуют.

Сам он неукоснительно следовал этому правилу. По этой причине дом, выстроенный по его проекту (кстати, там по сей день живут люди) отличается тем, что на лестницах нет ни единой одинаковой ступеньки, окна находятся на разном уровне и различаются по размеру, а прямоугольных среди них вовсе нет. А так как указанные воззрения, возможно, были недостаточны для завоевания всемирной славы, то мэтр эпатировал публику одеждой. Наименее заметным проявлением его великости было то, что однажды он явился на лекцию в носках разного цвета, а когда студенты ему на это указали, то ответом было:

— А почему вы думаете, что носки обязаны быть одного цвета?

Случалось ему приходить на лекцию вовсе без всякой одежды. Гений, однако…

Из Вены мы переехали в Зальцбург. Считается, что это город Моцарта. С чисто внешней стороны так и есть. Вы можете посетить дом, где великий композитор родился и прожил до восемнадцати лет. Правда, там не сохранилось ничего, кроме стен.

Частично уцелел во время войны (позднее был отстроен) дом, где великий австриец жил остаток своих дней, там сохранилось чуть побольше. В любом магазине вам охотно продадут нечто (обычно оно продуктового свойства) с изображением Моцарта или хотя бы с его именем. При осмотре достопримечательностей вам непременно скажут что-то вроде:

— Вот замок архиепископа князя Колоредо. Кстати, он прославился тем, что тиранил Моцарта.

— Вот здесь был мост через реку, но с времен Моцарта он не сохранился.

— А это собор, где крестили юного Вольфганга. Между прочем, купель сохранилась. Сам собор был построен в…

На самом деле город Зальцбург возник, вырос и много веков процветал на соли. Нам сказали, что в давние времена соль ценилась на вес золота (я не поверил). Но то, что это полезное ископаемое было источником несметного богатства — факт. Даже участок транспортного пути, по которому перевозили соль, уже представлялся выгоднейшим владением. Вот потому-то Моцарт и состоялся. У него оказался достаточно богатый покровитель, выдалась возможность завоевать имя. И лишь после этого Моцарт мог позволить себе ехать в Вену.

Смерть Моцарта по сей день вызывает, скажем так, вопросы. Довелось мне читать, что Сальери не имел ни малейших оснований завидовать Моцарту, ибо по должности (придворный композитор!) и по богатству он далеко опережал молодого соперника. Скорее уж зависть должна была идти с противоположной стороны. Но… лично мне не дает покоя убийственная реплика Пушкина: «Тот, кто мог освистать «Дон Жуана», мог отравить его создателя».

И, как убедительно показал Булгаков, ни богатство, ни положение не предохраняют от зависти посредственности к таланту. Еще интересно замечание Коржавина: «Не так уж важно, действительно ли был отравлен Моцарт. Важно то, что он сам в этом ни на минуту не сомневался.» Похоронили композитора, как нищего: в общей могиле, в большой спешке. Правильно заметил современный журналист и писатель Дэвид Вайс: очень уж тщательно заметали следы. Слишком тщательно.

Впрочем, моя жена, ознакомившись с этой версией, высказала другую. Была еще одна личность, кому смерть Моцарта была необычайно выгодна: его же собственная супруга. Очень уж склонен был гениальный муженек к загулам и тратам. Что интересно: вдова отнюдь не впала в ничтожество после смерти мужа; наоборот, она жила в достатке, потом еще раз вышла замуж. В отсутствие (по причине смерти) супруга фрау Моцарт деятельно способствовала всемирной славе покойного: концерты в его честь, общества любителей моцартовской музыки и всякое такое прочее. Так что мотивы были, а уж возможностей отравить намного больше, чем у Сальери. И, наконец, Наталья высказала гипотезу, что муж запросто мог надоесть.

Ведь бывает же, королева, что надоел муж?
Ох, и проницателен же был Михал Афанасич…

Из Зальцбурга наш путь лежал в южную Германию: славный город Мюнхен.
Наша гостиница располагалась практически в центре средневекового центра этого города, рядом с городским рынком. Американская составляющая нашей группы гуляла по этому рынку, глотая слезы ностальгии: там торговали не только тривиальными яблоками и грушами: на прилавках красовалась смородина! Красная!

Разумеется, сразу же отметилась отчетливая разница между австрийской и немецкой кухней. Если австрийский шницель по-венски вписывался в тарелку, то его немецкий вариант можно было уложить разве что на преогромное блюдо, назвать которое тарелкой было бы оскорблением. То же относилось и к другим блюдам; порцию жареной свиной ножки сочли бы чрезмерной даже в низкопробных американо-китайских заведениях, славящихся в Штатах количественной щедростью.

Пиво, надо отметить, также не подавали менее, чем по пол-литра на лицо. Бросилось в глаза однообразие гарнира: собственно, его было лишь два вида: картошка и капуста. Рис — большая редкость. А к макаронам немцы относятся в полном соответствии с художественной правдой Гашека.

Еще одна особенность немецкой национальной кухни (ресторанной, конечно) —официанты. Даже нельзя сказать, что они носятся, как электровеники. От такой нагрузки означенный прибор перегорел бы в два счета. Немецкий официант даже не трудится выслушать клиента полностью, полагая, что четверти первого слова достаточно для того, чтобы сделать заказ.

Это не значит, что вы получите заказанные еду и напитки через считанные секунды — скорее наоборот. Вам предстоит ждать, пока вихрь энергии умчится по другим клиентам, обслужит их, а уж потом настанет ваше очередь — и время ожидания может исчисляться даже не минутами, а их десятками. Видимо, немцы — чрезвычайно экономная нация, и экономят они на количестве официантов.

К сожалению, нам отчаянно не хватало времени на Мюнхен. Мы, впрочем, ухитрились попасть в картинную галерею, посвященную творчеству небольшой группы художников, скучковавшихся в начале века вокруг Василия Кандинского. Вопреки распространенному заблуждению, тот вовсе не был заядлым абстракционистом. Более того, в начале своей карьеры он и его товарищи скорее приближались к экспрессионизму.

Корову на этих картинах этого периода можно было распознать, не прибегая в помощи этикеток. И все же Гитлер не жаловал это направление, и когда он пришел к власти, то пришлось принять экстраординарные меры для спасения накопившейся большой коллекции. У тогдашнего рейхсканцлера отрицательное мнение о картинах и художниках выражалось кое-чем более внушительным, чем просто нахмуренные брови.

И уехал Кандинский из России вовсе не по причинам конфликта с большевиками, а задолго до 1917 года. Он рассчитывал учиться в Мюнхене, в результате же создал нечто вроде… ну, если не школы, то уж верно группы последователей.

Поскольку мы с самого начала положили себе, что обязательно посетим эту галерею, а времени было мало, то пришлось пропустить часть знаменитой Пинакотеки — ту, что посвящена сравнительно современному искусству. Мимо глаз прошло примерно двести пятьдесят лет — если считать назад от нынешнего года.

Старых мастеров оказалось весьма много. К сожалению, очень многие из них были представлены единственной картиной: Рафаэль, Тициан, Вермеер, Эль Греко. Зато Рубенса оказалось столько, что лично мне хватило на весь остаток жизни. Надобно исправить несправеливость, мысленно допущенную мной в отношении к великому фламандцу: ранее я полагал что изображения людей у него толстые. По накоплении опыта с толстяками в реальной жизни вынужден признать: рубенсовские модели не толстые — они пышные. А это совсем другое.

Последним элементом нашей программы были баварские замки — точнее, замки, воздвигнутые последним баварским королем. Они, понятно, широко известны и растиражированы, особенно Нойешванштайн — тот самый, с которого срисована заставка ко всем диснеевским фильмам. По дороге мы остановились в деревушке, отличающейся тем, что стены домов расписаны сюжетами из сказок братьев Гримм, причем в неадаптированном варианте. Так, оказалось, что Красная Шапочка несла больной бабушке не пирожок и горшочек с маслицем — из ее корзинки торчала бутылка. Мы прослезились и хором сочли, что при виде внучки с таким подарком любая бабушка сразу почувствует себя намного лучше.

Воздвигнувший эти замки король был, сказать бы помягче, большим оригиналом. Он, в отличие от соседей-монархов, всем государственным делам предпочитал возведение замков в заранее заданном стиле. Утилитарного назначения они тогда не имели — в отличие от нынешних времен, когда оказалось, что подобное вложение капитала наивыгоднейшее. Но, повторяю, тогдашние королевские приближенные этого не понимали и сильно подозревали его величество в умственном расстройстве. Их подозрения усилились, когда выяснилось, что и внутренняя начинка замков делается на абы как, а уподобляется Версалю, например. Использовались и другие примеры для подражания.

Надобно заметить, что король безумно любил Рихарда Вагнера, покровительствовал ему всеми средствами, в том числе денежными. В замковых покоях часть декора основывалась на вагнеровских персонажах — точнее сказать, на персонажах вагнеровских опер. Наш гид справедливо заметил, что из двенадцати вагнеровских опер по сей день идут одиннадцать, а сколько сохранилось в современном репертуаре из моцартовских двадцати двух? Отвлекаясь от темы, должен сказать, что с точки зрения сюжета оперы Моцарта отличаются поразительным однообразием: сюжета в них вовсе нет. Исключениями являются «Женитьба Фигаро» и «Дон Жуан». У Вагнера во всех операх сильная литературная основа.

В своих увлечениях баварский монарх совершенно позабыл о финансах своей страны — по крайней мере, так утверждают те, кто в конце концов сместил величество с трона. Историю ведь пишут победители, как мы знаем. Королю объявили, что он низложен и помещен под домашний арест.

От такой новости Людвиг Баварский пришел в ярость, что, по мнению пришедших к власти, лишний раз подтвердило невменяемость монарха. Дело закончилось грустно: буквально через пяток дней в парке возле озера нашли задушенного королевского психиатра (опасная профессия, однако!), а на озерном мелководье — самого короля, каковой плавал лицом вниз. Официально было объявлено, что его величество, находясь в помрачении рассудка, прикончил психиатра, после чего самоубился.

Никто в нашей группе не поверил в официальную версию. Разумеется, я приписываю это чистому совпадению: просто собрались в одной компании глубоко недоверчивые люди.

Нам очень понравилась поездка. Попробуйте пойти по нашим следам — не пожалеете, если выживете после немецких ресторанов.

На самом деле приключений было куда больше, чем рассказано здесь, но ваш покорный слуга всеми силами пытался втереться в родственники к талантам.